Директор ФСИН России Александр Калашников выступил с инициативой использовать российских заключенных на строительстве крупных объектов вместо трудовых мигрантов из Средней Азии. Об этом он заявил в ходе заседания координационного совета уполномоченных по правам человека в Красноярске.
Глава службы напомнил, что недавно президент Владимир Путин обсуждал с руководителями Узбекистана и Таджикистана вопрос привлечения мигрантов из этих республик на российские объекты, где проблема нехватки рабочих рук стоит особенно остро. И заявил, что его ведомство тоже готово помочь, предоставив эти самые рабочие руки.
Понятно, что всякие убийцы, маньяки, педофилы, насильники и другой особо опасный контингент в расчет не берется. Но речь, по его словам, может идти об осужденных, которые согласно законодательству имеют право на более мягкий вид наказания в виде исправительных работ. Таких у нас порядка 188 тысяч человек.
«Это будет не ГУЛАГ, это будут абсолютно новые достойные условия», — сказал Калашников, отметив, что заключенный в этом случае «будет трудиться в рамках общежития или снимать квартиру, при желании с семьей, получать достойную зарплату».
Таким образом, по его мнению, будет не только решена трудовая проблема, но и «произойдет та самая социализация» лиц, отбывших наказание.
Ранее, напомним, в правительстве обсуждался вопрос о привлечении заключенных к строительству инфраструктурных объектов Байкало-Амурской и Транссибирской железнодорожных магистралей. Что, как писал «Коммерсантъ», связано с большим масштабом работ и нехваткой трудовых мигрантов, которые из-за пандемии остались на родине и не вернулись в Россию.
Уполномоченный по правам человека в России Татьяна Москалькова поддержала идею ФСИН по увеличению числа рабочих мест для граждан, которым наказание в виде лишения свободы заменено принудительными работами.
Оценили предложение и в Госдуме.
Так, зампред Комитета по экономической политике, промышленности, инновационному развитию и предпринимательству Владимир Гутенёв признал, что у заключенных должна быть возможность работать и получать за это приличное, а не символическое вознаграждение. И демонстрировать то, что они встали на путь исправления, чтобы рассчитывать на условно-досрочное освобождение.
В то же время, как отметил парламентарий, бизнес должен вкладываться «в современные технологии и в высокотехнологичные рабочие места». А привлечение мигрантов и людей, пребывающих в местах лишения свободы, «тянет за собой риск дальнейшего отсутствия мотивации для бизнеса по внедрению современных технологий».
Что касается реакция Кремля, то, как заявил пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков, пока по предложению главы пенитенциарного ведомства нет никакой позиции.
«Это новая инициатива, наверное, она должна как-то обсуждаться, прорабатываться», — сказал он.
Мнение опрошенных «СП» экспертов тоже разделилось.
— Все это останется на уровне риторики и рационализаторских предложений, — считает заведующая Лабораторией экономики народонаселения и демографии экономического факультета МГУ Ольга Чудиновских. — Потому что первые такого рода предложения звучали еще весной прошлого года, когда из-за пандемии не приехали трудовые мигранты.
Почему я считаю все это немножко фантастикой…
Во-первых, у нас потребность в трудовых мигрантов существенно превышает эту величину — 188 тысяч. Но это чисто механический подход.
Во-вторых, у нас 40% трудовых мигрантов концентрируются в столице и Московской области. Готово ли общество к тому, что в этих регионах будут выполнять строительные работы в мягком режиме контроля лица, отбывающие уголовные наказания? Думаю, вряд ли.
Гипотетически можно предположить, что какие-то пилотные, очень ограниченные проекты, отнюдь не вовлекающие все 180 с лишним тысяч, а очень небольшие контингенты этих заключенных, будут реализованы где-то на периферии нашей страны. Но у меня это вызывает очень плохие коннотации на самом деле.
«СП»: — Почему?
— Потому что, сколько бы мы ни говорили, в общем-то, что не ГУЛАГ будет, а просто организованное привлечение рабочей силы, все равно от этих коннотаций избавиться невозможно. Мне кажется, есть уже отработанные годами способы занятости этих заключенных. Есть производства, в которых они вполне себя успешно реализуют. И производства эти можно размещать непосредственно в местах отбывания наказания, что, собственно, и делается.
Нет необходимости возить заключенных и устраивать на стройках лагеря.
Потом, надо понимать, что мы совершенно ничего не знаем о профессиональном составе этих заключенных. Переучивать их укладывать шпалы или строить что-то — я не знаю, кто возьмет на себя эту обязанность.
Опять же, подневольный труд он всегда низкопроизводительный.
«СП»: — Им обещают платить за этот труд…
— Насколько я понимаю, тем, кто сидит в местах лишения свободы, и сейчас за работу что-то платят. Но, не думаю, что эти деньги будут достаточным стимулом для того, чтобы они качественно работали.
Потому что отличие заключенного от трудового мигранта в том, что трудовой мигрант приезжает именно с целью заработать максимально, с минимальными какими-то требованиями, предъявляемыми к работодателю, и увести (или перевести) эти деньги в свою страну.
У заключенных мотивация совершенно другая. И, в общем-то, нет у меня уверенности в том, что это будет эффективное использование этой весьма специфической рабочей силы.
Полковник милиции в отставке, кандидат юридических наук Евгений Черноусов в свою очередь напомнил, что в советское время это называлось «химией»:
— Заключенные работали на стройках народного хозяйства, получали рабочие специальности, зарабатывали, приносили какую-то пользу обществу. Разве это плохо?
Тогда исправительно-трудовые учреждения входили в состав МВД, и у меня были командировки в самые разные колонии с разным режимом. В том числе и в те места, где отбывали так называемую «химию».
Да, это не вольное поселение — милиция там осуществляла надзор и следила за порядком. Но режим был все-таки не такой жесткий, как на зоне.
Осужденные проживали в общежитиях. Утром их вывозили на рабочий объект, а вечером привозили обратно. Они чувствовали себя достаточно свободно и даже могли с разрешения администрации отлучаться к родственникам, если те жили неподалеку. Или же родственники могли их навещать. При этом побеги были большой редкостью.
То есть это не был режим заключения. Это был режим, позволяющий действительно использовать этих людей как рабочую силу при строительстве различных объектов.
К примеру, я точно знаю, что именно такой контингент был задействован в свое время на строительстве камвольного комбината по производству болоньевой ткани в городе Балашов Саратовской области. Эта ткань тогда была очень популярна.
Казалось бы, в советское время никаких проблем с рабочей силой у нас не было. Тем не менее привезли этих самых отбывающих наказание, разместили в отдельных общежитиях, и они главным образом предприятие строили. Возвели все его производственные корпуса.
Еще один случай из жизни. В середине «семидесятых» я учился в Высшей следственной школе в Волгограде. Она располагалась в самом центре города — в Дзержинском районе. Так вот, рядом там возвели две многоэтажки для преподавательского состава, и это тоже сделали заключенные.
«СП»: — Профессиональных строителей не хватало?
— Мы тогда даже не задавались этим вопросом, почему у нас есть строители, а использовали осужденных. Но, видимо, в это смысл был.
Знаете, ведь не было никаких нареканий, что они как-то некачественно строят или нарушают трудовую дисциплину. Если только совсем незначительные. И вдруг, когда у нас как раз не хватает рабочих рук, мы отказались от этой практики.
Но новое, как известно, это забытое старое. И почему бы действительно не вернуться к нему. Люди будут приобщаться к труду, зарабатывать деньги и поддерживать семьи на воле.
Ведь раньше это были исправительно-трудовые учреждения. Потом уже на волне этой демократии кто-то решил, что трудиться осужденным вовсе необязательно, они должны просто отбывать наказание. Поэтому трудовая деятельность в колониях перестала быть системой.
Это же глупость. Человек должен трудиться. Поэтому предложение руководителя ФСИН мне кажется очень правильным.
К тому же труд минимизирует разлагающее влияние криминальной среды — так называемых «авторитетов», «воров в законе» и заключенных, совершивших особо тяжкие преступления.
Ну и немаловажный фактор — те, кто хорошо работали и не имели нареканий, досрочно освобождались. Без проблем получали УДО. А это был стимул.