Власти Ирана собираются создать газовый хаб при участии России, Туркмении, сообщил министр нефти Джавад Оуджи. «Исламская республика… обладая 33 триллионами кубических метров извлекаемых запасов газа, занимает второе место в мире по запасам этого ресурса… Мы стремимся при содействии России, Туркмении и Катара превратить Персидский залив и Асалуйе в газовый хаб», — заявил высокопоставленный иранский чиновник.
Министр не озвучил подробности проекта, отметив лишь, что сейчас выполняются необходимые подготовка и планирование. О чем речь? Что задумал Иран, нужно ли это России и остальным потенциальным участникам проекта?
— Мы на протяжении последнего года работаем с Ираном и Туркменией над газовыми потоками, которые можно было бы направить на Юг, — напоминает замгендиректора Института национальной энергетики Александр Фролов. — У Ирана свой, несколько более широкий взгляд на этот вопрос. Если ему удастся подключить к этой инициативе Катар, то можно будет создать не просто крупный канал реализации газа (российского, туркменского, иранского), но и одну из крупнейших в мире точек ценообразования. Это смело. И немного иронично.
«СП»: Если сопоставить мощности указанных стран. насколько серьезным получится хаб? Можно ли его сравнивать с другими хабами (турецким и несостоявшимся немецким или еще каким?)
— Немецкий газовый хаб (THE) вполне себе живёт и здравствует. Ему не удалось из-за ситуации с «Северными потоками» стать крупнейшим в Европе, но это другая история.
Хаб — это торговая площадка. В случае Ирана вопрос не в том, сколько конкретно газа можно будет на такую площадку подать. Вопрос в том, кто из покупателей будет заинтересован в этом хабе. Вопрос ресурса я бы рассматривал как вторичный, так как перечисленные потенциальные поставщики занимают первые четыре строчки по величине запасов. Будут покупатели, а с предложением как-нибудь разберутся.
«СП»: А инфраструктура? Иран хочет замкнуть все рычаги на себя? А кто будет строить трубы, заводы СПГ или что там еще понадобится?
— Пока идея находится в настолько подготовительной стадии, что об этом рано говорить. Но, если оценить имеющиеся проекты, то транспортная инфраструктура может сочетать перспективные газопроводы ИПИ и ТАПИ, а также заводы СПГ.
Не надо забывать, что к котировкам на этом хабе, если он заработает, можно будет привязывать контракты на поставку газа из стран-участниц и по каналам, которые существенно географически удалены от этой площадки.
«СП»: Согласятся ли Россия, Туркмения и Катар? Чем Иран может их соблазнить?
— Как раз созданием торговой площадки, замкнутой на обладателей крупнейших запасов газа, на которую можно завязать долгосрочные контракты.
«СП»: А США что скажут? Наверняка будут пытаться противодействовать. Мало того, что тут Россия со своим газом, так еще и Иран…
— Поведение США в этой ситуации малопредсказуемо. Но, полагаю, да, на всякий случай попытаются заблокировать эту идею. Хотя чёткого, прямого интереса у них в этом нет.
— Иран хочет реализовать свой газовый потенциал, который на протяжении 40 лет был заблокирован западными санкциями, — уверен заместитель директора Фонда национальной энергетической безопасности. Алексей Гривач. — Сейчас геополитическая ситуация открывает окно возможностей через кооперацию, прежде всего, с Россией, которая также заинтересована в выходе на новые рынки в Юго-Восточной Азии. Но пока это все на очень ранней стадии.
Что касается Катара и Туркмении (кстати, вместе с Ираном и Россией эти страны контролируют запасы под 120 трлн кубометров, или около 60% мировых резервов на сегодня), то они соседи Ирана и им всегда есть, что обсуждать. Кроме того, Катар добывает весь свой газ из месторождения Северный купол, которое одновременно является и иранским (только называется там Южный Парс).
Хаб может получиться очень серьезный, учитывая запасы. Прежде всего, он может стать воротами на самый густонаселенный на планете рынок Индии, Пакистана и Бангладеш.
«СП»: Назвать хабом — не проблема. А инфраструктура?
— Строительство инфраструктуры — одно из главных условий. Ее сейчас попросту нет. Есть недостроенный газопровод Иран-Пакистан. Но сначала нужно договориться об условиях функционирования хаба и прочих сопутствующих вопросах.
«СП»: России выгодно, чтобы было больше таких хабов? А внешнее противодействие стоит ждать?
— Россия сейчас рассматривает все возможные опции. Хорошо, когда их много, и есть из чего выбирать. Но это не значит, что они жестко друг другу противоречат или конкурируют. Разумеется, будут и те, кто станет вставлять палки в колёса — особенно, если проект пойдет. Но по-другому не бывает в случае с подобными мегапроектами.
— О хабе пока было сказано без особых подробностей, поэтому не исключено, что данная реплика Джавада Оуджи могла, во многом, ориентироваться на внутреннюю аудиторию в Иране, быть частью позитивной повестки для иранской общественности, — считает директор по аналитическим проектам Агентства политических и экономических коммуникаций Михаил Нейжмаков. — С другой стороны, Тегеран действительно прилагает большие усилия по наращиванию своих экспортных возможностей. Например, в начале минувшей весны в стране было объявлено о возобновлении работ на крупном СПГ-проекте Iran LNG.
И контакты Москва-Тегеран активно развивались в последний год, в том числе — по нефтегазовым вопросам. Скажем, в конце февраля Иран посещала делегация «Газпрома» во главе с Алексеем Миллером, в мае — вице-премьер РФ Александр Новак, курирующий ТЭК, в рамках этого визита проводивший переговоры с тем же Джавадом Оуджи. А иранский министр нефти, кстати, одновременно сопредседатель двусторонней комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству. Стоит отметить, что в ходе публичных заявлений по итогам этого визита российский вице-премьер также комментировал тему проекта газового хаба в Иране, но весьма осторожно, отметив, что эта идея «прорабатывается, но требует времени, чтобы облечь в конкретные формы». Это лишний раз свидетельствует, что пока инициатива Тегерана обсуждалась только в общих чертах.
«СП»: А кому через этот хаб продавался бы газ?
— С одной стороны, раз инициатива исходит от Ирана, сейчас она скорее ассоциировалась бы с выходом на азиатские рынки. С другой, упомянут Катар, на возможности которого как раз активно рассчитывают в ЕС, в том числе — для замещения российских поставок. Тем не менее, стоит повториться, что конкретики пока озвучено мало и даже предварительные переговоры с другими потенциальными участниками проекта вряд ли продвинулись достаточно далеко.
«СП»: Иран, конечно, хочет замкнуть хаб на себя? А России, Туркмении и Катару это надо?
— Возможно, в контактах с Москвой иранская сторона ранее поднимала эту тему, чтобы создать у России дополнительные мотивы для инвестиций в нефтегазовые проекты в Иране. Скажем, в ходе того же майского визита Александра Новака в Иран сообщалось, что Тегеран готов предложить российской стороне совместную разработку еще 10 нефтегазовых месторождений. То есть, заявляя о проекте газового хаба, ИРИ может стремиться продемонстрировать Москве, что ищет новые механизмы для реализации ресурсов, которые будут добываться в ходе такого сотрудничества, возможно, на более выгодных условиях.
«СП»: Тут больше стоит рассматривать экономический или политический аспект? Захочет ли Россия создавать конкуренцию хабу Эрдогана? А Китай как посмотрит, если к хабу присоединится Туркмения? А США что скажут? Будут ли пытаться противодействовать?
— Собственно, турецкий газовый хаб будет ориентирован на продажу соответствующих энергоресурсов в Европу. Например, в мае об том вновь напомнил тогдашний глава Минэнерго Турции Фатих Донмез (в результате относительно недавних перестановок данный пост занял Альпарслан Байрактар, до этого занимавший должность замглавы ведомства). Понятно, что в случае создания газового хаба в Иране вряд ли этот проект поможет ИРИ выйти на европейский рынок при сохранении охлаждения в отношениях ЕС-Тегеран. То есть, в нынешних условиях вряд ли такой проект представлял бы угрозу для перспектив газового хаба в Турции.
Для США любые крупные проекты, которые реализует Иран, конечно, сокращают возможности для давления на эту страну. Поэтому Вашингтон будет следить за развитием инициативы.